| Коммунизм |  |
|
|
|
Россия в концлагере И. Солоневич |
| Приветствую Вас, Гость · RSS | Коммунизм: теория и практика |
|
|
|||||||||||
|
Communism » Россия в концлагере
В ТУПИКE К концу дня утомительной развeдки я пришел к печальному выводу: путь на сeвер был прегражден длинными полосами непроходимых болот... Только теперь я понял, почему охрана лагеря не боялась побeгов на сeвер: болота ловили бeглецов не хуже, чeм солдаты... Боясь заблудиться и потерять много времени на отыскивание обходных путей, на слeдующий день я еще раз пытался форсировать переход через трясину и едва унес ноги, оставив в дар болотным чертям длинную жердь, спасшую меня при очередном погружении. Выбора не было. Мнe приходилось двигаться на запад, рискуя выйти к городу Олонцу или к совeтскому берегу Ладожского озера. И болeе двух суток я лавировал в лабиринтe болот, пользуясь всякой возможностью продвинуться на сeвер, но уже не рeшаясь пересeкать широкие предательски пространства топей. Во время этих моих странствований как-то днем вeтер донес до меня какие-то тарахтящие звуки. Странное дeло! Эти звуки напоминали грохот колес по мостовой. Но откуда здeсь взяться мостовой? Что это — галлюцинация... Осторожно пройдя вперед, я с удивлением и радостью увидeл, что поперек болотистого района на сeвер ведет деревянная дорога из круглых коротких бревен, уложенных в видe своеобразной насыпи, возвышавшейся на метр над поверхностью болота. Так вот откуда звуки колес по мостовой! В моем положении всякие признаки человeческой жизни были не слишком приятны, но эта дорога — была спасительницей для бeглеца, застрявшего среди непроходимых топей. Остаток дня я провел в глухом уголкe лeса, наслаждаясь отдыхом и покоем, и поздно ночью вышел на дорогу. НОЧЬЮ Риск был велик. Любая встрeча на этой узкой дорогe среди болот могла бы окончиться моей поимкой и гибелью. Трудно было представить, чтобы такая дорога не охранялась. Разумeется, встрeчи с крестьянами я не боялся, но кто из крестьян ночью ходит по таким дорогам?... Но другого выхода не было, и с напряженными нервами я вышел из темного лeса на бревенчатую дорогу. Туманная, лунная ночь, бeлые полосы болотных испарений, угрюмый, молчаливый лeс сзади, сeро-зеленые пространства холодного болота, мокрая от росы и поблескивающая в лунном свeтe дорога — вся опасность этого похода со странной яркостью напомнила мнe историю "Собаки Баскервилей" Конан -Дойля и полные жуткого смысла слова: — "Если вам дорога жизнь и рассудок, не ходите один на пустошь, когда наступает мрак и властвуют злые силы"... Идя с напряженным до послeдней степени зрeнием и слухом по этой узкой дорогe, протянутой среди пустынных топей и лeсов, окруженный, словно привидeниями, волнами тумана и почти беззвучных шорохов этого "великого молчания", я невольно вздрагивал, и мнe все чудилось, что вот -вот — сзади раздастся вдруг топот страшных лап и огненная пасть дьявольской собаки вынырнет из призрачного мрака... И страшно было оглянуться... И вдруг... Чу... Гдe-то сзади, еще далеко, далеко, раздался смутный шум. Неужели это галлюцинация? Я наклонился к дорогe, прильнул ухом к бревнам и ясно услышал шум eдущей телeги... Опасность!.. Уж, конечно, не мирные крестьяне ночью eздят по таким пустынным и гиблым мeстам!.. Нужно было добраться до лeса впереди — в полукилометрe, и я бросился вперед, стремясь спрятаться в лeсу до того, как меня замeтят с телeги. Задыхаясь и скользя по мокрым бревнам, я добeжал со своим тяжелым грузом до опушки лeса, соскочил с дороги и, раза два провалившись в какие-то ямы, наполненные водой, залег в кусты. Скоро телeга, дребезжа, пронеслась мимо, и в туманe над силуэтами нeскольких людей при свeтe луны блеснули штыки винтовок... Остаток моего пути прошел благополучно, и только при проблесках утра я с сожалeнием свернул в лeс, радуясь что пройденные 20 километров помогли мнe преодолeть самую тяжелую часть пути. Забравшись в глушь лeса, я разостлал плащ и, не успeв от усталости даже поeсть, мгновенно уснул. Проснулся я от странных звуков и, открыв глаза, увидeл славную рыжую бeлочку, прыгавшую в 2-3 метрах над моей головой. ее забавная острая мордочка, ловкие движения, блестящие глазки, пушистый хвостик, комичная смeсь страшного любопытства и боязливости заставили меня неожиданно для себя самого весело рассмeяться. Испуганная бeлочка с тревожными чоканьем мгновенно взвилась кверху и там, в безопасной, по ее мнeнию, вышинe, перепрыгивала с вeтки на вeтку, поблескивая на солнышкe своей рыжей шерстью, ворча и наблюдая за незванным гостем. Почему-то эта встрeча с бeлочкой сильно ободрила меня и смягчила мою напряженность. "Вот живет же такая животина — и горюшка ей мало", подумал я, опять засмeялся и почувствовал себя не загнанным и затравленным, а молодым, полным жизни диким звeрем, наслаждающимся чудесным, опасным спортом в родном лeсу, смeясь над погоней охотников. И с новым приливом бодрости я опять пошел вперед... Когда-нибудь, сидя в своем cottage'e при уютном свeтe и теплe массивного камина, послe хорошего ужина, я не без удовольствия расскажу парe дюжин своих внучат о всeх подробностях, приключениях и ощущениях этих 12 дней, которые, как в сказкe, перенесли меня в иной мир — мир свободы и человeчности... А пока на этих страницах я опишу только нeкоторые кадры того многодневного яркого фильма, которые запечатлeлись в моей памяти... ВПЛАВЬ Предрассвeтный час на берегу озера... Дрожа от холода послe ночи, проведенной на болотe, я собираю суки и хворост для плота. Обходить озеро — и долго, и рискованно. Оно — длинное, и на обоих концах видны какие-то домики. Идти без карты в обход — это, может быть, значит попасть в еще болeе худшую передeлку... Три связки хворосту, перевязанные шпагатом и поясами, уже на водe. Раздeвшись и завернув все свое имущество в один тюк, скользя по илистому берегу, я спускаюсь в воду озера и, укрeпив свой тюк на плотикe, толкаю его вперед сквозь стeну камыша. Под ногами расползаются стебли и корневища болотных растении, вокруг булькают, всплывая, пузырьки болотного газа, коричневая жижа, поднятая моими ногами со дна, расплывается в чистой водe, и желтые лилии укоризненно качают своими чашечками от поднятых моими движениями волн. Линия камыша кончается, и мой ковчег выплывает на простор озерных волн. Толкая вперед свой плотик, я не спeша плыву за ним, мeняя руки и оберегая от толчков. Для меня почти каждая неудача может быть роковой: вот, если расползется мой плотик и вещи утонут, куда пойду я без одежды и пищи? Метр за метром, минута за минутой — все ближе противоположный берег. Не трудно одолeть 300-400 метров налегкe, днем, при свeтe солнца, в компании беззаботных товарищей-пловцов. Значительно менeе уютно быть одному в серединe холодного карельского озера, в сыром туманe утра, с качающимся впереди плотиком и... далеко неясным будущим... Вот, наконец, опять стeна камыша. Ноги находят илистый грунт, и я, окутанный, как озерный бог, зелеными травами и стеблями, выхожу на берег. Под немолчный писк тучи комаров, жалящих мое обнаженное тeло, окоченeв от холода, я спeшу одeться и иду по холму, окружающему озеро, торопясь разогрeться быстрой ходьбой. Чу... Странный ритмичный шум... Стук мотора... Все ближе... Притаившись за елью, я наблюдаю, как мимо, по озеру, проходит сторожевой катер с пулеметом на носу. Часом раньше он застал бы меня на серединe озера... И тут моя фантазия отказывается рисовать невеселые картины того, что было бы дальше... ЛАЙ СЗАДИ "От людей — уйдут, от собак — не уйдут ", увeренно говорили про бeглецов солдаты лагерной охраны. Дeйствительно, для бeглецов самой страшной угрозой были громадные ищейки, специально дрессированные для поимки заключенных, бeжавших из лагеря. Патрули с такой собакой ходили по тропинкам, и собака, почуявшая слeд в лeсу, спускалась с цeпи и догоняла человeка. Если послeдний не имeл причин скрываться, он останавливался и ждал прихода патруля. Если он убeгал — собака рвала его и не давала уйти. Встрeчи с собаками я боялся болeе всего, ибо у меня не было огнестрeльного оружия, а идти задом, отмахиваясь палкой от нападения громадного звeря — не выход из положения. Готовясь к побeгу, я достал из дезинфекционной камеры бутылку специальной жидкости — хлор-пикрина, испаряющей удушливый газ, надeясь, что это средства может обезопасить меня от погони патруля с собакой. И вот, как-то в срединe своего трудного пути мнe пришлось пересeчь какую-то просeку в лeсу со слабо обозначенной тропинкой. Углубившись в лeс дальше, я через полчаса услышал сзади себя звуки собачьего лая. Эти звуки, как мороз, пробeжали у меня по кожe... Погоня!... Обогнать собаку — безнадежно... Ну-ка, хлор-пикрин, дружище, выручай, не дай погибнуть... Я добeжал до небольшой прогалины и, дойдя до средины, гдe росло нeсколько кустиков, залил свои слeды доброй порцией ядовитой жидкости. Потом я побeжал дальше, сдeлал большой крюк и подошел к полянкe сбоку, метрах в 300. Сзади меня была небольшая рeчка, которая на всякий случай была мнe послeдней надеждой — текучая вода заметает всякий слeд... Притаившись за кустом, я минут через 20 увидал, как из лeсу по направлению моего слeда выбeжала большая сторожевая собака и, опустив голову, направилась по моему слeду прямо к кустам. Сердце у меня замерло. Неужели мой хлор-пикрин не будет дeйствовать? Но вeдь тогда я беспомощен перед любой собакой, почуявшей мой слeд. А в приграничной полосe на каждой просeкe налажены постоянные обходы солдат с собаками... Собака бeжит прямо к кустам... Все ближе... Вот она ткнулась носом во что-то и вдруг, как бы отброшенная невидимой пружиной, отскакивает назад. По ее суетливым, порывистым движениям видно, что она ошеломлена этим запахом. Из кустов неслышно выходит солдат и с удивлением смотрит, как собака трет морду о траву и мечется во всe стороны. Попытки заставить ее идти вперед — тщетны, и красноармеец, внимательно осмотрeв мeстность и поставив вeху, торопливо уходит назад, сопровождаемый собакой. Несмотря на явную опасность положения и возможность организованной погони, я в восторгe. Мой хлор-пикрин дeйствует! "Собачья угроза" перестает тeнью висeть над моей головой! ВСТРEЧА Я застрял. Впереди — цeпь озер, связанных протоками и болотами... С одной и с другой стороны видны деревни. Обойти трудно и опасно: время жатвы, и весь крестьянский народ на полях. А путь на сeвер лежит через озера... Ну, что ж! Значит, опять и опять вплавь! Я осторожно выхожу из лeса на луг, покрытый кустами, чтобы высмотрeть мeсто переправы на утро. Подхожу к берегу и — о, ужас! — вижу, как из прибрежных кустов на меня удивленно и испуганно смотрит... человeческое лицо... "Попался", мелькает у меня в головe. "Конец"... В этой приграничной мeстности каждый житель обязан немедленно донести на ближайший пост ГПУ о всяком незнакомом человeкe. Сейчас же облава, погоня и... аминь... Я мгновенно соображаю, что в таком положении бeжать — худший выход. Поэтому я нахожу в себe силы привeтливо улыбнуться и сказать: — Здорово, товарищ! Испуг на лицe человeка смeняется недовeрием и настороженностью, но я ободряюсь все больше: человeк один и в крестьянском костюмe... На крайний случай придется ему полежать связанным и с заткнутым ртом пару дней. — Не знаете ли, далеко еще до деревни Видлино? — Не... Не знаю, — отвeчает крестьянин, сорокалeтний, обросший бородой, босой человeк в рваной одеждe, опоясанный веревкой. — А вы кто такой будете? — Я-то — спокойно отвeчал я. — А я землемeр с Олонца. В вашей деревнe землеустроительная комиссии была уже? — Не. Не знаю, — мрачно и по-прежнему недовeрчиво отвeчает крестьянин. — Ах, черт возьми — сержусь я. — Неужели еще не пришли? А я-то от них отбился, думал, что они здeсь. Хотeл вот осмотрeть погорeвший лeс, да заблудился... Я знаю, как тяжело приходится теперь крестьянству при новых порядках, когда их почти силой заставили коллективизировать свое хозяйство. Знаю, что вопрос о своей землe, о своем хозяйствe для каждого крестьянина — самый жгучий и назрeвший. Поэтому я стараюсь отвлечь его подозрeния в том, что я бeглец, и спрашиваю: — Да развe вам в деревнe еще не объявили насчет передeла земли? — Какого передeла? — оживляется крестьянин. — Неужто опять в колхозы всeх загонять будут? — Да нeт. Землю по старому, по справедливому, распредeлять будут... Вот у меня тут и инструменты с собой, — указываю я на свою сумку... Разговор принимает нужное мнe направление. Подогрeв вопросы крестьянина нeсколькими фантастическими, но розовыми сообщениями об улучшении деревенской жизни, я говорю с досадой: — Вот, вот... Дeло нужное и спeшное... Там меня ждут, а я вот через эту дурацкую рeку перебраться не могу... — Так вам в Ипполитово, значит? — переспрашивает мой собесeдник. — А у меня тут лодка. Я вас перевезу. Вот это называется удача! Во время переeзда крестьянин, захлебываясь от волнения и путаясь в словах, рассказывает о голодной жизни деревни, о несправедливости, террорe... Я утeшаю его своими фантазиями, и к берегу мы подъезжаем почти друзьями. Он берет с меня обeщание остановиться у него в хатe и напрощанье крeпко пожимает мнe руку. Скрывшись в лeсу, я облегченно вздыхаю. Могло бы быть много хуже... СТОЙ! Солнце бьет своими лучами прямо в лицо. Я иду уже на запад. По моим приблизительным расчетам граница должна быть не дальше 20-30 клм. Теперь передо мной самая опасная зона — пустынная, перерeзанная страшными для меня просeками, тропинками, дорогами и телефонными столбами... Ни одно государство в мирe не охраняет так свои границы, как СССР... Тяжело достаются послeдние десятки километров! Ноги изранены и опухли. Тeло ноет от усталости. На плечах ремни сумки давно уже растерли кровавыя полосы. Лицо опухло от укусов комаров. Через всю щеку идет шрам от острого сука, распоровшего мнe лицо при падении в лeсных зарослях... 250 километров! Как это легко написать и выговорить. Какой маленькой выглядит эта дистанция на картe! А как тяжела она в жизни, в карельской тайгe и болотах, когда километр лeсных зарослей приходится часто преодолeвать нeсколько часов, а топкое болото обходить нeсколько суток... Но несмотря на всe тяжести пути, испытания и опасности, на душe все звучнeе пeло ощущение силы, бодрости и жизнерадостности. Черт возьми, неужели, мнe старому скауту, "сeрому волку", охотнику и спортсмену, не выдержать этого похода?.. Вот перехожу широкую, длинную болотистую поляну. Еще свeтло. Лучи солнца пронизывают гущу высокого лeса, до которого осталось уже немного. Комары роем вьются около лица, порой заглушая всe остальные звуки. Увязающие ноги тяжело переступают в густой мокрой травe. И вдруг крик: — Эй, стой! Этот крик не только не остановил меня, но как электрическим разрядом рванул к лeсу... 30 метров... Успeю ли? Еще крик, и гулкий выстрeл прорeзывает тишину... По старому опыту стрeлка я мгновенно опредeляю, что стрeляет военная винтовка не ближе, чeм в 200 метрах... Ладно... Бог не выдаст — Чека не съест!.. Ходу! Лeс уже близко. Над головой знакомым звуком щелкнула по стволам пуля. Гул выстрeла еще катился по лeсу, когда я нырнул в сумрак деревьев. Бeгом я одолeл еще полкилометра, окропил свои слeды хлор-пикрином и самым форсированным маршем пошел дальше... На сердцe было неспокойно. Разумeется, за мной будет послана погоня. Хуже всего то, что ночь застала меня в диком лeсу, по которому в темнотe идти было невозможно. А до утра сторожевые посты времени терять не будут. Очевидно, приказание об облавe было передано по телефону во всe деревни, лежавшие между мeстом нашей встрeчи и границей, ибо днем с вершины холма я замeтил кучку рассыпавшихся в цeпь людей, медленно идущих мнe навстрeчу. Спрятаться? Это сдeлать было бы нетрудно в таких густых лeсах и обломках скал... Но собаки?.. Онe вeдь почуют меня вездe... Назад хода тоже не было. И с той стороны могла бы быть погоня... Надо было изворачиваться... Недалеко влeво текла рeчка с болотистыми берегами. Судя по медленному передвижению людей, у меня было еще полчаса времени. Если бы мнe удалось переправиться через рeчку, я поставил бы между собой и преслeдователями такой барьер, который им не скоро удалось бы перешагнуть... Я бросился к рeкe. К моей радости, на берегу валялось дерево, очевидно, вывернутое и принесенное сюда половодьем. С громадным напряжением я стащил его в воду, на его вeтви уложил все то, что боялось воды: продовольствие, часы, компас и, не раздeваясь, вошел в воду. В сапоги хлынула вода. Все глубже. До пояса, до плеч, до шеи... Б-р-р-р... Плыть пришлось немного — метров 20, но плыть, таща за собой дерево и не теряя ни минуты. Подплыв к берегу, я снял вещи, оттолкнул дерево на средину рeки и бeгом пустился в лeс... И было пора. Через минуту показались люди — шеренга крестьян под командой солдата. На мое счастье, собаки в этой группe не было, и с замирающим сердцем я слeдил, как послeдние люди облавы скрылись в лeсу... Еще одна опасность осталась позади... А сколько их впереди? .. К вечеру налетeли тучи и полил дождь. Опять струи воды залили мои слeды, и я почувствовал себя во временной безопасности от погони. СМЕРТЕЛЬНЫЙ ГАЗ Послeдние десятки километров... Все ближе... Как раз перед границей полосами, вперемeшку с болотистыми мeстами, пошли крупные хвойные лeса, загроможденные буреломом. Стволы, сучья, пни, кустарник, молодая поросль — все это дeлало путь очень трудным. То ползком под упавшими деревьями, то обходя, то перелeзая через баррикады наваленных стволов, я медленно двигался вперед, будучи в таком лeсу в безопасности, но рискуя сломать ногу в любой момент. Бeда пришла совсeм неожиданно. Перебираясь через кучу поваленных бурей стволов, я почувствовал, что гнилое дерево поддается под ногой и, качнувшись в сторону, ударился боком о ствол сосенки. Внезапно из кармана раздался хруст раздавленного стекла. Молнией мелькнула мысль — бутылка хлор -пикрина... Боже мой! Меня начинает обливать та жидкость, быть около которой можно только в противогазe. Через нeсколько секунд ядовитый газ охватит меня своим зловeщим объятием. Два-три вздоха, обморок, и через минуту-двe — смерть... И это в диком лeсу, когда я в плащe, связанном снаряжением... Я отчаянным вздохом захватил в легкие запас воздуха, мгновенно отстегнул и отбросил назад спинную сумку, отрывая пуговицы, сорвал с себя злополучный плащ и рванулся вперед с колотящимся сердцем и разрывающимися легкими. Как я не сломал себe ног в своих безумных прыжках через бурелом — не могу понять... Помню только, как в полуообморокe я бросился на землю метрах в 30-ти, задыхаясь и хватая воздух открытым ртом... Эта быстрота бeгства, да еще плотность брезента плаща, не позволившая жидкости смочить платье, — спасли меня. Отдышавшись, я выбрал длинную жердь и осторожно стал подкрадываться к своим вещам, заходя со стороны вeтра. Увидeв плащ, опять задержал воздух в легких, подбeжал к нему, зацeпил жердью, забросил на ствол поваленного дерева и убeжал. Через пять минут я таким же способом перевернул его так, чтобы хлор-пикрин вылился из кармана, потом выудил сумку и провел цeлую ночь без плаща, дрожа от сырого холода болотного лeса. Почти весь слeдующий день я не рискнул одeть плащ и тащил его за собой на веревкe. Только к вечеру, провeтрив его на вeтру и на солнышкe, я смог одeть его. И вот теперь этот плащ, едва не сдeлавшийся для меня саваном, — со мной. И когда пережитое кажется сном, я разворачиваю его с изнанки, осматриваю пятно от ядовитой жидкости и с понятной гордостью вглядываюсь в слова казенного штампа: "Свирьлаг ОГПУ". ГРАНИЦА Не могу сказать, когда я перешел границу. Просeк пришлось пересeкать много. На каждой из них таились опасности, и мнe не было времени вглядываться, имeются ли на них пограничные столбы, расставленные на километр друг от друга. Но все-таки стали замeчаться признаки чего-то нового. Вот через болото осушительные канавы. Их раньше не было. Но развe эти канавы не могли быть прокопаны на каком-нибудь "образцовом совхозe ОГПУ"? Вот на тропинкe обрывок газеты. Язык незнакомый. Финский? Но вeдь, может быть, это совeтская газета, изданная в Петрозаводскe на карельском языкe. Вот вдали небольшое стадо овец. Можно ли сказать с увeренностью, что это — финское хозяйство только потому, что в Карелии я нигдe не видал ни одной овцы? Или, вот — старая коробка от папирос с финской маркой. Но развe не мог пройти здeсь совeтский пограничник, куря контрабандные папиросы? Словом, я не знал точно, гдe я нахожусь, и рeшил идти вперед до тeх пор, пока есть силы и продовольствие и пока я не получу бесспорных свeдeний, что я уже в Финляндии. Помню, свою послeднюю ночь в лeсу я провел совсeм без сна — настолько были напряжены нервы. Близился момент, которого я так страстно ждал столько лeт... СПАСЕН К вечеру слeдующего дня, пересeкая узел проселочных дорог, я наткнулся на финского пограничника. Момент, когда я ясно увидeл его нерусскую военную форму — был для меня одним из счастливeйших в моей жизни... Я радостно бросился вперед, совсeм забыв, что представляю отнюдь не внушающую довeрия картину: рослый парень с измученным, обросшим бородой лицом, в набухшем и измятом плащe, обвeшанный сумками, с толстенной палкой в рукe. Не мудрено, что пограничник не понял изъявления моего дружелюбия, и ощетинился своей винтовкой. Маленький и щуплый, он все пытался сперва словами, а потом движениями винтовки заставить меня поднять руки вверх. Славный парень!.. Он, вeроятно, и до сих пор не понимает, почему я и не подумал выполнить его распоряжения и весело смeялся, глядя на его суетливо угрожающую винтовку. Наконец, он стал стрeлять вверх, и через полчаса я уже шел, окруженный солдатами и крестьянами, в финскую деревню. СРЕДИ ЛЮДЕЙ Я не вeрил в то, что Финляндия может меня выдать по требованию совeтской власти. Я вeдь не бандит, не убийца и не вор. Я политический эмигрант, ищущий покровительства в странe, гдe есть свобода и право. Но я ожидал недовeрия, тюрем, допросов, этапов — всего того, к чему я так привык в СССР. И я вeрил — что это неизбeжные, но послeдния испытания в моей жизни. В маленькой чистенькой деревушкe меня отвели в баню, гдe я с громадным облегчением разгрузился, вымылся и стал ждать очередных событий. Много я ждал, но того, что со мной произошло — я никак не мог ожидать. В раздeвалку бани вошел какой-то благодушный финн, потрепал меня по плечу, весело улыбнулся и пригласил жестом за собой. "В тюрьму переводят. Но почему без вещей?" — мелькнуло у меня в головe. На верандe уютного домика начальника охраны уже стоял накрытый стол, и мои голодные глаза сразу же замeтили, как много вкусного на этом столe. А послeдние дни я шел уже на половинном пайкe — пайкe "бeглеца". Я отвернулся и вздохнул... К моему искреннему удивлению, меня повели именно к этому столу и любезно пригласили сeсть. Хозяйка дома, говорившая по русски, принялась угощать меня невиданно вкусными вещами. За столом сидeло нисколько мужчин, дам и дeтей. Всe улыбались мнe, пожимали руку, говорили непонятные уму, но такие понятные сердцу ласковые слова, и никто не намекнул ни интонацией, ни движением, что я арестант, неизвeстный, подозрительный бeглец, может быть, преступник... Все это хорошее человeческое отношение, все это внимание, тепло и ласка потрясло меня. Какой контраст с тeм, к чему я привык там, в СССР, гдe homo homini lupus est. А вот здeсь я — человeк внe закона, нарушивший неприкосновенность чужой границы, подозрительный незнакомец с опухшим, исцарапанным лицом, в рваном платьe — я вот нахожусь не в тюрьмe, под охраной штыков, а в домe начальника охраны, среди его семьи... Я для них прежде всего — человeк... Сотрясенный этими мыслями и растроганный атмосферой внимания и ласки, я почувствовал всeм сердцем, что я, дeйствительно, попал в иной мир, не только географически и политически отличающийся от совeтского, но и духовно диаметрально противоположный — мир человeчности и покоя... Хорошо, что мои очки не дали хозяевам замeтить влажность моих глаз. Как бы смог объяснить им я это чувство растроганного сердца, отогрeвающегося от своего ожесточения в этой атмосферe ласки? За непринужденной веселой бесeдой, охотно отвeчая на всe вопросы любознательных хозяев, я скоро совсeм перестал чувствовать себя загнанным звeрем, бeглецом и преступником и впервые за много, много лeт почувствовал себя человeком, находящимся среди людей. Какие чудесно радостные понятия — человeчность и свобода, и как беспросвeтна и горька жизнь тeх, чей путь перестал освeщаться сиянием этих великих маяков человeчества... ___ К концу вечера, послe обeда, показавшегося мнe необыкновенно вкусным, моя милая хозяйка с сердечной настойчивостью предлагала мнe уже пятую чашку кофе. Замeтив, что я немного стeсняюсь, она, наклонившись ко мнe, неожиданно тихо и ласково спросила: — Пейте, голубчик. Вeдь вы, вeроятно, давно уже не пили кофе с булочками? — Четырнадцать лeт, — отвeтил я. ———— ЭПИЛОГ ГЕЛЬСИНГФОРС. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЮРЬМА. Ко мнe входит спокойный, вeжливый надзиратель в пиджакe и с галстуком, без револьвера, сжатых челюстей и настороженного взгляда. Улыбаясь, он знаками показывает, что нужно взять сумку и выйти. Очевидно, куда-то переводят... Я оглядываю свою камеру, в которой я мирно провел двe недeли (Бог даст — послeдния тюремные недeли в моей жизни) и выхожу. Мягкий автомобиль мчит меня по нарядным, чистым улицам города... Да... Это тебe не "Черный Ворон " и ОГПУ... Большое здание. "Etsiva Keskus Poliisi" — Центральная Политическая Полиция. В комнатe ожидания меня просят присeсть. Нигдe нeт рeшеток, оружия, часовых... Чудеса!... Проходит нeсколько минут, и в дверях показывается низенькая, толстенькая фигура начальника русского отдeла политической полиции, а за ним... Боже мой!... за ним... массив плеч брата, а еще дальше смeющееся лицо Юры... Обычно строгое и хмурое лицо нашего политического патрона сейчас мягко улыбается. Он сочувственно смотрит на наши объятия и, когда наступает секунда перерыва в наших вопросах и восклицаниях, спокойно говорит: — О вас получены лучшие отзывы, и правильность ваших показаний подтверждена... Господа, вы свободны... НА НАСТОЯЩЕЙ ВОЛE Мы идем втроем, тeсно подхватив друг друга под руки, по широким улицам Гельсингфорса и с удивлением и любопытством засматриваемся на полные товаром витрины магазинов, на бeлые булки хлeба, на чистые костюмы прохожих, на улыбающиеся губы хорошо одeтых женщин, на спокойные лица мужчин... Все так ново и так чудесно... Многие оборачиваются нам вслeд и с улыбкой смотрят — не пьяна ли эта тройка здоровяков? Они, видимо, не из деревни — всe в очках. Так что же так изумляет и поражает их? Внезапно Юра просит: — Ватик, а ну-ка дай-ка мнe, как слeдует, кулаком в спину, а то кажется — я сплю в лагерном баракe и все это во снe вижу. И идущие сзади солидные европейцы шокированы гулким ударом кулака по спинe, веселым смeхом и радостным возгласом: — Ну, слава Богу, больно! Значит — на яву!... КОНЕЦ К началу раздела |
|||||||||||||||||||
|
Communism © 2024 | Информация | | |