Очевидцы свидетельствуют
Приветствую Вас, Гость · RSS Сталинисты поднимают голову, благостное отношение к коммунистическому прошлому России входит в моду. Но пусть о коммунизме говорят те, кто знал или знает, что это такое не в одной лишь теории







Коммунизм » В побежденной Германии Сабика-Вогулова » Грабежи на государственном уровне

Грабежи на государственном уровне

В здоровой массе солдат и офицеров все чаще и чаще стали слышаться разговоры, не одобряющие этой вакханалим, и всем нам было видно, что наши войска были почти в конец разложены, что при таком положении трудно говорить о развертывании дальнейших наступательних действий, что мы не можем сейчас сделать последного скачка и овладеть немецкой столицей.

Здесь уже ясно сказалось, что при таком состоянии дисциплины и деморализации войск нечего и думать об этом скачке.

Постепенно расширяя Одерский плацдарм, наши войска начинают оправляться от внутренного разложения. Уже твердой рукой начинают насаждать дисциплину.

Этому во многом помогли маскировочные работы. Чтобы обмануть противника, решено было создать впечатление, что дальше Одера наши войска продвигаться не будут и здесь, на Одере, закрепятся не менее, чем до осени. Во всей полосе войск были организованны широкие полевые работы, на которых были заняты не только оставшееся немецкое население и тыловые части, но и строевые подразделения. Свой сев некоторые дивизии иногда проводили буквально на глазах противника. Тем временем под этот многоголосый шум «посевной компании» к исходным для боя позициям стягивались ударные части прорыва немецкой обороны: артиллерийские корпуса, танковые части, кавалерия, мото-пехота и другие резервы стремительного наступления.

В войсках «заработали» пропагандисты. Они, хотя с опозданием, но четко ставили перед солдатской массой задачи, как вести себя в побежденной Германии. Советскому командованию пришлось отказаться от своего пропагандиста — поджигателя—Оренбурга и в «Правде» появляется статья «Илья Эренбург ошибается» В этой статье Эренбургу пришлось сказать, что не все немцы—эсесовцы и не все оголтелые гитлеровцы, что есть среди немцев вполне приличные и хорошие люди. Вслед за этой статьей, как покаянное письмо, в войсках появляется листовка Оренбурга «Рыцарь без страха», где русский солдат уже наделавший тысячи преступлений под воздействием его человеконенавистнической пропаганды, рисуется как освободитель, которому чужды завоевательские планы, что его историческая миссия — это освободить Германию и Европу от нацизма; в этой статье он уже дает солдату какие-то нормы поведения. В советской печати тысячи пожаров постарались, объяснить тем, что эти пожары устраивали сами немцы и, что даже в одном из городков Германии сами немцы просили русских офицеров поймать какого-то сумасшедшего старика, немца, который ходит по городу и поджигает дома.

Не наказанные и не пойманные мародеры, насильники и убийцы, выпущенный из тюрем уголовный элемент, находящийся в большем количестве в армии,— вся эта мразь в тоне советской прессы почувствовала защиту и получила уверенность в том, что, если будут делать в будущем свои подлые дела таким образом, чтоб не быть пойманным с поличним, то все это будет списано за счет нацистских и бандитских элементов, замаскировавшихся или под мирного жителя или под красноармейскую форму.

Поток самоуправства, насилий стал спадать, но сводки каждый день приносили сообщения о продолжающихся безобразиях. Действовали главным образом, офицеры и шоферский состав воинских частей. И так как эти люди имели средством передвижения автомобиль, —они большей частью уходили безнаказанно.

От Одера на Восток в глубину на двадцать пять километров была полоса, которая очищалась от немецкого населения. Уходящим немцам гарантировалась сохранность их имущества. Это для их успокоения. На самом же деле, не успели немцы отъехать от населенного пункта, как их имущество предавалось разграблению и упаковывалось в посылки. Мой генерал приказал своему ординарцу из занимаемой квартиры забрать все ковры, что тот и исполнил. Это делал генерал, стяжавший себе в войсках славу бессеребренника.

О больших людях, нарушавших новые установки по отношению к мирному населению, говорить что либо считалось просто не приличным и предосудительным. Можно было говорить только лишь о младших офицерах и солдатах. «Большие» же люди были, КАК ЖЕНА Цезаря, вне подозрений.

Мне вспоминается один факт: рано утром меня вызывают к генералу; в кабинете сидит его зам-полит. Генерал. обращается ко мне:

— Мне сейчас звонил командующий, что у командира противотанковой истребительной бригады на контрольно пропускном пункте отобрали его личную, легковую автомашину. Разыщити и верните.

— Есть!

Иду, выясняю. Да, действительно у этого полковника взяли его автомашину, т. к. на нее не было положенных документов. Иду по ниточке и выясняю дальше: этот командир пьянствовал со своими друзьями, где-то заполонили шесть немок и привезли их в запретную зону. Водка и закуски были на исходе и этот полковник посылает своего шофера за подкреплением. Шофер едет. На контрольном пункте у него отбирают автомашину. Пока шофер пешком идет с докладом к своему начальнику, на контрольно-пропускной пункт подъехал адьютант начальника тыла фронта, которому понравилась эта автомашина, и он ее немедленно отправил в свой адрес. Машина была новенькая: никкель, кожа, кнопочное управление, радиоприемник... это была исключительно роскошная машина. Шофер же, которому поручили вести эту машину, не владел навыками кнопочного управления и, разогнав машину, не смог остановить ее, в результате чего он врезался в зад впереди идущего грузовика, полностью разбив радиатор и мотор. Адъютант снял радио-приемник и уехал, а аварийную машину подобрала техническая помощь одной автобригады. Докладываю о случившемся генералу: тот мне отвечает: вы о пьянке с немками не говорите, а то вам еще морду побьют, а сейчас поезжайте и какими угодно средствами доставьте эту машину в П. Р. Б. и заставьте отремонтировать.

Возмущенный я в течение шести дней организовывал невозможный ремонт, из которого, конечно, ничего не получилось, а этот пьянчужка полковник взял себе другую автомашину, из этого же П. Р. Б.

Одновременно с маскировочной посевной кампанией началась энергичная вывозка в Россию всего, что было захвачено на немецкой территории. Вывозили фабрики и заводы. Десятки автомобильных батальонов и гужевых рот с тысячами репатриантов вытаскивали из домов мебель, часы, швейные машины и все это грузилось на поезда и отправлялося в глубь страны. Многие из нас с недоумением смотрели на все это и мы спрашивали себя—неужели мы для этого идем в Германию? Неужели мы идем в Германию только для того, чтобы забрать у германского обывателя эти тряпки, эту полированную фанеру, называемую мебелью, эти швейные машины и сто раз перестиранные гардины; эти стенные и настольные часы с малиновым перезвоном?

Начальство, видя иногда наши недоуменные взгляды, старалось оправдать это:

— Все равно какой нибудь Иван—бандит подожжет! Так пусть ужо лучше кто-нибудь этим добром в России пользуется....

Из Холмской декларации Польского Комитета Освобождения мы знали что Восточная часть Германии до Одера должна отойти к Польше, как компенсация за Западную Украину и Западную Белоруссию.

Тем более широко раскрывались наши глаза от удивления, когда союзник и освободитель Польши оставлял Польше разбитую, сожженную и разграбленную территорию...

Как же это так?

Мы предполагали, что вот закончится война и все, что есть в Германии, будет взято на учет, а на Мирной Конференции подсчитают все убытки и ущерб, нанесенные Германией, и предложат ей: столько-то уплатить натурой, сколько то немцев в течение стольких-то лет должны работать по восстановлению разрушенных городов и сел России, и в течение такого-то срока должны быть выплачены остальные репарационные долги в таком-то объеме и виде. Никто из нас не предполагал, что все немецкое население с территории, отходящей к Польше, будет лишено своего крова, земли и будет выброшено на оставшуюся территорию Германии «в чем мать родила».

Нам, русским людям, уже было видно, что здесь закладывается начало какого-то нового конфликта, что— Сталин и его последыши не верят в прочность союза со своими союзниками и что, не дожидаясь конца войны они делают все, чтобы усилить себя, чтобы скрыть от своего союзника такой способ возмещения убытков. Союзники открыто сообщили, что ими в одной из немецких шахт захвачено сто тонн золота из немецкого Рейхсбанка. По этому поводу много было разговоров среди русских солдат и офицеров. Одни завидовали союзникам и сожалели, что это золото не попало в руки Красной Армии, другие же ехидно называли союзников простачками (вот наши б ничего не сказали), третьи говорили, что немецкие заводы нам нужнее и дороже золота.

Дальше мы убедились, что сталинская политика, проводимая его генералами на занятой территории Германии, явно недобросовестна и чужда союзническому долгу, что многое из того, что делается, тщательно скрывается от своих союзников и строго засекречивается.

Вот второго мая капитулировал Берлин, а четвертого мая (это в то время, когда еще бушевал гром войны) все тыловые части, десятки тысяч репатриантов — были брошены на демонтаж фабрик и заводов в те зоны большого Берлина, которые должны были быть заняты союзными войсками.

Руководителям трофейных органов военными советами армии была поставлена задача: — в самый короткий срок демонтировать все в тех зонах Берлина, которые будут заняты союзными войсками. Все наиболее ценное грузите в вагоны, а что может ожидать, концентрируйте в нашей зоне оккупации.

С лихорадочной' поспешностью демонтировали и вывозили все, что может быть использовано в советском хозяйстве.

Нас особенно возмущал факт варварских методов демонтажа: демонтировали не специалисты, а самый разнообразный по своим прошлым профессиям народ.

Эти люди старались делать только одно: не оставить ничего на этой фабрике, или на этом заводе. Без упаковки, без системы, навалом, грузили все. Ценнейшие детали станков ломались, комплексное оборудование разъединялось и разбрасывалось по разным автомашинам и вагонам. Этому способствовал отказ шоферов от погрузки деталей, свыше двух с половиной тонн, в результате чего ту часть станка, которая была лишней по своему весу, отвинчивали и бросали на другую автомашину (там специалисты разберутся).

В результате такой организации демонтажа на перевалочной базе в Бресте были сгружены тысячи вагонов оборудования, и уже прошел год после войны, а это оборудование до сего времени еще сортируется и подбирается, сотни специалистов ходят вокруг этого ценнейшего лома и стараются угадать «что к чему»?

Поистине: ни себе, ни людям, как говорит русская пословица.



















Категория: В побежденной Германии Сабика-Вогулова | Добавил: communism (27.02.2010)
Просмотров: 2546 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Communism © 2024 | Информация | Используются технологии uCoz |