. Коммунизм - Россия в концлагере И. Солоневич
Россия в концлагере И. Солоневич
Приветствую Вас, Гость · RSS Коммунизм: теория и практика






Communism » Россия в концлагере
НEСКОЛЬКО ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫХ ОБЪЯСНЕНИЙ


ВОПРОС ОБ ОЧЕВИДЦАХ 


  Я отдаю себe совершенно ясный отчет в том, насколько трудна и отвeтственна всякая тема, касающаяся Совeтской России. Трудность этой темы осложняется необычайной противорeчивостью всякого рода "свидeтельских показаний" и еще большею противорeчивостью тeх выводов, которые дeлаются на основании этих показаний.
  Свидeтелям, вышедшим из Совeтской России, читающая публика вправe нeсколько не довeрять, подозрeвая их — и не без нeкоторого психологического основания — в чрезмeрном сгущении красок. Свидeтели, наeзжающие в Россию извнe, при самом честном своем желании, технически не в состоянии видeть ничего существенного, не говоря уже о том, что подавляющее большинство из них ищет в совeтских наблюдениях не провeрки, а только подтверждения своих прежних взглядов. А ищущий — конечно, находит...
  Помимо этого, значительная часть иностранных наблюдателей пытается — и не безуспeшно — найти положительные стороны сурового коммунистического опыта, оплаченного и оплачиваемого не за их счет. Цeна отдeльных достижений власти — а эти достижения, конечно, есть, — их не интересует: не они платят эту цeну. Для них этот опыт болeе или менeе бесплатен.
Вивисекция производится не над их живым тeлом — почему же не воспользоваться результатами ее?
  Полученный таким образом "фактический материал " подвергается затeм дальнeйшей обработкe в зависимости от насущных и уже сформировавшихся потребностей отдeльных политических группировок. В качествe окончательного продукта всего этого "производственного процесса" получаются картины — или обрывки картин, — имeющие очень мало общего с "исходным продуктом " — с совeтской реальностью: "должное" получает подавляющий перевeс над "сущим "...
  Факт моего бeгства из СССР в нeкоторой степени предопредeляет тон и моих "свидeтельских показаний." Но если читатель примет во внимание то обстоятельство, что и в концлагерь-то я попал именно за попытку бeгства из СССР, то этот тон получает нeсколько иное, не слишком банальное объяснение: не лагерные, а общероссийские переживания толкнули меня заграницу.
  Мы трое, т.е. я, мой брат и сын, предпочли совсeм всерьез рискнуть своей жизнью, чeм продолжать свое существование в социалистической странe. Мы пошли на этот риск без всякого непосредственного давления извнe. Я в материальном отношении был устроен значительно лучше, чeм подавляющее большинство квалифицированной русской интеллигенции, и даже мой брат, во время наших первых попыток бeгства еще отбывавший послe Соловков свою "административную ссылку", поддерживал уровень жизни, на много превышающий уровень, скажем, русского рабочего. Настоятельно прошу читателя учитывать относительность этих масштабов: уровень жизни совeтского инженера на много ниже уровня жизни финляндского рабочего, а русский рабочий вообще ведет существование полуголодное.
  Слeдовательно, тон моих очерков вовсе не опредeляется ощущением какой-то особой, личной, обиды. Революция не отняла у меня никаких капиталов — ни движимых, ни недвижимых — по той простой причинe, что капиталов этих у меня не было. Я даже не могу питать никаких специальных и личных претензий к ГПУ: мы были посажены в концентрационный лагерь не за здорово живешь, как попадает, вeроятно, процентов восемьдесят лагерников, а за весьма конкретное "преступление", и преступление, с точки зрeния совeтской власти, особо предосудительное: попытку оставить социалистический рай. Полгода спустя послe нашего ареста был издан закон 
(от 7 июня 1934 г.), карающий побeг заграницу смертной казнью. Даже и совeтски-настроенный читатель должен, мнe кажется, понять, что не очень велики сладости этого рая, если выходы из него приходится охранять суровeе, чeм выходы из любой тюрьмы...
  Диапазон моих переживаний в Совeтской России опредeляется тeм, что я прожил в ней 17 лeт и что за эти годы — с блокнотом и без блокнота, с фото-аппаратом и без фото-аппарата — я исколесил ее всю. То, что я пережил в течение этих совeтских лeт, и то, что я видал на пространствах этих совeтских территорий, — опредeлило для меня моральную невозможность оставаться в России. Мои личные переживания как потребителя хлeба, мяса и пиджаков, не играли в этом отношении рeшительно никакой
роли. Чeм именно опредeлялись эти переживания — будет видно из моих очерков: в двух строчках этого сказать нельзя.

ДВE СИЛЫ


  Если попытаться предварительно и, так сказать, эскизно, опредeлить тот процесс, который сейчас совершается в России, то можно сказать приблизительно слeдующее:
  Процесс идет чрезвычайно противорeчивый и сложный. Властью создан аппарат принуждения такой мощности, какого история еще не видала. Этому принуждению противостоит сопротивление почти такой же мощности. Двe чудовищные силы сцeпились друг с другом в обхватку, в беспримeрную по своей напряженности и трагичности борьбу. Власть задыхается от непосильности задач, страна задыхается от непосильности гнета.
  Власть ставит своей цeлью мировую революцию. В виду того, что надежды на близкое достижение этой цeли рухнули, — страна должна быть превращена в моральный, политический и военный плацдарм, который сохранил бы до удобного момента революционные кадры, революционный опыт и революционную армию.
  Люди же, составляющие эту "страну", становиться на службу мировой революции не хотят и не хотят отдавать своего достояния и своих жизней.
Власть сильнeе "людей", но "людей" больше. Водораздeл между властью и "людьми" проведен с такой рeзкостью, с какою это обычно бывает только в эпохи иноземного завоевания. Борьба принимает формы средневeковой жестокости.
  Ни на Невском, ни на Кузнецком мосту ни этой борьбы, ни этих жестокостей не видать. Здeсь — территория, уже прочно завоеванная властью. Борьба идет на фабриках и заводах, в степях Украины и Средней Азии, в горах Кавказа, в лeсах Сибири и Сeвера. Она стала гораздо болeе жестокой, чeм она была даже в годы военного коммунизма, — отсюда чудовищные цифры "лагерного населения" и непрекращающееся голодное вымирание страны.
  Но на завоеванных территориях столиц, крупнeйших промышленных центров, желeзнодорожных магистралей достигнут относительный внeшний порядок: "враг " или вытeснен, или уничтожен. Террор в городах, резонирующий по всему миру, стал ненужен и даже вреден. Он перешел в низы, в массы, от буржуазии и интеллигенции — к рабочим и крестьянам, от кабинетов — к сохe и станку. И для постороннего наблюдателя он стал почти незамeтен.

КОНЦЕНТРАЦИОННЫЕ ЛАГЕРЯ


  Тема о концентрационных лагерях в Совeтской России уже достаточно использована. Но она была использована преимущественно как тема "ужасов " и как тема личных переживаний людей, попавших в концлагерь болeе или менeе безвинно. Меня концлагерь интересует не как территория "ужасов ", не как мeсто страданий и гибели миллионных масс, в том числe и не как фон моих личных переживаний — каковы бы они ни были. Я не пишу сентиментального романа и не собираюсь вызвать в читателe чувства симпатии или сожалeния. Дeло не в сожалeнии, а в понимании.
  И вот именно здeсь, в концентрационном лагерe, легче и проще всего понять основное содержание и основные "правила" той борьбы, которая ведется на пространствe всей социалистической республики.
  Я хочу предупредить читателя: ничeм существенным лагерь от "воли" не отличается. В лагерe, если и хуже, чeм на волe, то очень уж не на много, — конечно, для основных масс лагерников — для рабочих и крестьян. Все то, что происходит в лагерe, происходит и на волe — и наоборот. Но только — в лагерe все это нагляднeе, проще, четче. Нeт той рекламы, нeт тeх "идеологических надстроек ", подставной и показной общественности,
бeлых перчаток и оглядки на иностранного наблюдателя, какие существуют на волe. В лагерe основы совeтской власти представлены с четкостью алгебраической формулы.
  История моего лагерного бытия и побeга, если не доказывает, то, во всяком случаe, показывает, что эту формулу я понимал правильно. Подставив в нее, вмeсто отвлеченных алгебраических величин, живых и конкретных носителей совeтской власти в лагерe, живые и конкретные взаимоотношения власти и населения, — я получил нужное мнe рeшение, обеспечившее в исключительно трудных объективных условиях успeх нашего очень сложного технически побeга.
  Возможно, что нeкоторые страницы моих очерков покажутся читателю циничными... Конечно, я очень далек от мысли изображать из себя невинного агнца: в той жестокой ежедневной борьбe за жизнь, которая идет по всей России, таких агнцев вообще не осталось: они вымерли. Но я прошу не забывать, что дeло шло — совершенно реально — о жизни и смерти, и не только моей.
  В той общей борьбe не на жизнь, а на смерть, о которой я только что говорил, нельзя представлять себe дeла так, что вот с одной стороны беспощадные палачи, а с другой — только безотвeтные жертвы. Нельзя же думать, что за годы этой борьбы у страны не выработалось миллионов способов и открытого сопротивления, и "примeнения к мeстности", и всякого рода изворотов, не всегда одобряемых евангельской моралью. И не нужно представлять себe страдание непремeнно в ореолe святости... Я буду рисовать
совeтскую жизнь в мeру моих способностей — такою, какой я ее видeл. Если нeкоторые страницы этой жизни читателю не понравятся — это не моя вина...

ИМПЕРИЯ ГУЛАГ'А


  Эпоха коллективизации довела количество лагерей и лагерного населения до неслыханных раньше цифр. Именно в связи с этим лагерь перестал быть мeстом заключения и истребления нeскольких десятков тысяч контр-революционеров, каким были Соловки, и превратился в гигантское предприятие по эксплоатации даровой рабочей силы, находящейся в вeдeнии Главного Управления Лагерями ГПУ — ГУЛАГ'а. Границы между лагерем и волей стираются все больше и больше. В лагерe идет процесс относительного раскрeпощения лагерников, на волe идет процесс абсолютного закрeпощения масс. Лагерь вовсе не является изнанкой, нeкоим Unterwelt'ом воли, а
просто отдeльным и даже не очень своеобразным куском совeтской жизни. Если мы представим себe лагерь нeсколько менeе голодный, лучше одeтый и
менeе интенсивно расстрeливаемый, чeм сейчас, то это и будет куском 
будущей России, при условии ее дальнeйшей "мирной эволюции". Я беру слово
"мирная" в кавычки, ибо этот худой мир намного хуже основательной войны... А сегодняшняя Россия пока очень немногим лучше сегодняшнего концлагеря.
  Лагерь, в который мы попали — Бeломорско-Балтийский Комбинат — сокращенно ББК, — это цeлое королевство с территорией от Петрозаводска до Мурманска, с собственными лeсоразработками, каменоломнями, фабриками, заводами, желeзнодорожными вeтками и даже с собственными верфями и пароходством. В нем девять "отдeлений": мурманское, туломское, кемское, сорокское, сегежское, сосновецкое, водораздeльное, повeнецкое и медгорское. В каждом таком отдeлении — от пяти до двадцати семи лагерных пунктов ("лагпункты") с населением от пятисот человeк до двадцати пяти тысяч. Большинство лагпунктов имeют еще свои "командировки" — всякого рода мелкие предприятия, разбросанные на территории лагпункта.
  На ст. Медвeжья Гора ("Медгора") находится управление лагерем — оно же и фактическое правительство так называемой "Карельской республики" — лагерь поглотил республику, захватил ее территорию и — по извeстному приказу Сталина об организации Балтийско-Бeломорского Комбината — узурпировал всe хозяйственные и административные функции правительства. Этому правительству осталось только "представительство", побeгушки по приказам из Медгоры, да роль декорации национальной автономии Карелии.
  В июнe мeсяцe 1934 года "лагерное население" ББК исчислялось в 286.000 человeк, хотя лагерь находился уже в состоянии нeкоторого упадка — работы по сооружению Бeломорско-Балтийского канала были уже закончены, и огромное число заключенных — я не знаю точно, какое именно — было отправлено на БАМ (Байкало-Амурская магистраль). В началe марта того же года мнe пришлось работать в плановом отдeлe Свирьского лагеря — это один из сравнительно мелких лагерей; в нем было 78000 "населения".
  Нeкоторое время я работал и в учетно-распредeлительной части (УРЧ) ББК и в этой работe сталкивался со всякого рода перебросками из лагеря в лагерь. Это дало мнe возможность с очень грубой приблизительностью опредeлить число заключенных всeх лагерей СССР. Я при этом подсчетe исходил, с одной стороны — из точно мнe извeстных цифр "лагерного населения" Свирьлага и ББК, а с другой — из, так сказать, "относительных величин " остальных болeе или менeе извeстных мнe лагерей. Некоторые из них — больше ББК (БАМ, Сиблаг, Дмитлаг); большинство — меньше. Есть совсeм уж неопредeленное количество мелких и мельчайших лагерей — в отдeльных совхозах, даже в городах. Так, напримeр, в Москвe и Петербургe стройки домов ГПУ и стадионов "Динамо" производились силами мeстных лагерников. Есть десятка два лагерей средней величины — так, между ББК и Свирьлагом... Я не думаю, чтобы общее число всeх заключенных в этих лагерях было меньше пяти миллионов человeк. Вeроятно, — нeсколько больше. Но, конечно, ни о какой точности подсчета не может быть и рeчи. Больше того, я знаю системы низового подсчета в самом 
лагерe и поэтому сильно сомнeваюсь, чтобы само ГПУ знало о числe лагерников с точностью хотя бы до сотен тысяч.
  Здeсь идет рeчь о лагерниках в строгом смыслe этого слова. Помимо них, существуют всякие другие — болeе или менeе заключенные слои населения. Так, напримeр, в ББК в период моего пребывания там находилось 28.000 семейств так называемых "спецпереселенцев " — это крестьяне Воронежской губернии, высланные в Карелию цeлыми селами на поселение и под надзор ББК. Они находились в гораздо худшем положении, чeм лагерники, ибо они были с семьями, и пайка им не давали. Далeе
слeдует категория административно ссыльных, высылаемых в индивидуальном порядкe: это вариант довоенной ссылки, только без всякого обеспечения со стороны государства — живи, чeм хочешь. Дальше — "вольно-ссыльные" крестьяне, высылаемые обычно цeлыми селами на всякого рода "неудобоусвояемые земли", но не находящиеся под непосредственным вeдeнием ГПУ.
  О количествe всeх этих категорий, не говоря уже о количествe заключенных в тюрьмах, я не имeю никакого, даже и приблизительного, представления. Надо имeть в виду, что всe эти заключенные и полузаключенные люди — все это цвeт нации, в особенности, крестьяне. Думаю, что не меньше одной десятой части взрослого мужского населения страны находится или в лагерях, или гдe-то около них...
  Это, конечно, не европейские масштабы... Системы совeтских ссылок как-то напоминают новгородский "вывод " при Грозном, а еще больше — ассирийские методы и масштабы.
  "Ассирийцы, — пишет Каутский, — додумались до системы, которая обeщала их завоеваниям большую прочность: там, гдe они наталкивались на упорное сопротивление или повторные восстания, они парализовали силы побeжденного народа таким путем, что отнимали у него голову, т.е. отнимали у него господствующие классы... самые знатные, образованные и боеспособные элементы... и отсылали их в отдаленную мeстность, гдe они, оторванные от своей подпочвы, были совершенно бессильны. Оставшиеся на родинe крестьяне и мелкие ремесленники представляли плохо связанную массу, неспособную оказать какое-нибудь сопротивление завоевателям "...

  К. Каутский. Античный мир, христианство и иудейство. Стр. 205. Изд.
1909 г.

  Совeтская власть повсюду "наталкивалась на упорное сопротивление и повторные восстания" и имeет всe основания опасаться, в случаe внeшних осложнений, такого подъема "сопротивления и восстаний", какого еще не видала даже и многострадальная русская земля. Отсюда — и ассирийские методы, и ассирийские масштабы. Все болeе или менeе хозяйственно устойчивое, способное мало-мальски самостоятельно мыслить и дeйствовать, — короче, все то, что оказывает хоть малeйшее сопротивление всеобщему нивеллированию, — подвергается "выводу", искоренению, изгнанию.

ПЕРСПЕКТИВЫ


  Как видите — эти цифры очень далеки и от "мирной эволюции", и от "ликвидации террора"... Боюсь, что во всякого рода эволюционных теориях русская эмиграция слишком увлеклась тенденцией "видeть чаемое как бы сущим ". В России об этих теориях не слышно абсолютно ничего, и для нас — всeх троих — эти теории эмиграции явились полнeйшей неожиданностью: как снeг на голову... Конечно, нынeшний маневр власти — "защита родины" — обсуждается и в России, но за всю мою весьма многостороннюю совeтскую практику я не слыхал ни одного случая, чтобы этот маневр обсуждался, так сказать, всерьез — как его обсуждают здeсь, заграницей...
  При НЭП'e власть использовала инстинкт собственности и, использовав, послала в Соловки и на расстрeл десятки и сотни тысяч своих временных нэповских "помощников". Первая пятилeтка использовала инстинкт строительства и привела страну к голоду, еще небывалому даже в истории социалистического рая. Сейчас власть пытается использовать национальный инстинкт для того, чтобы в момент военных испытаний обеспечить, по крайней мeрe, свой тыл... История всяких помощников, попутчиков, смeновeховцев и прочих — использованных до послeднего волоса и потом 
выкинутых на расстрeл — могла бы заполнить цeлые томы. В эмиграции и заграницей об этой истории позволительно время от времени забывать: не эмиграция и не заграница платила своими шкурами за тенденцию "видeть чаемое как бы сущим ". Профессору Устрялову, сильно промахнувшемуся на своих НЭП'овских пророчествах, рeшительно ничего не стоит в тиши харбинского кабинета смeнить свои вeхи еще один раз (или далеко не один раз!) и состряпать новое пророчество. В России люди, ошибавшиеся в своей оцeнкe и повeрившие власти, платили за свои ошибки жизнью. И поэтому человeк, который в России стал бы всерьез говорить об эволюции власти, был бы
просто поднять на смeх.
  Но как бы ни оцeнивать шансы "мирной эволюции", мирного врастания социализма в кулака (можно утверждать, что издали — виднeе), один факт остается для меня абсолютно внe всякого сомнeния. Об этом мельком говорил краском Тренин в "Послeдних Новостях ": страна ждет войны для восстания. Ни о какой защитe "социалистического отечества" со стороны народных масс — не может быть и рeчи. Наоборот: с кeм бы ни велась война и какими бы послeдствиями ни грозил военный разгром — всe штыки и всe вилы, которые только могут быть воткнуты в спину красной армии, будут воткнуты обязательно. Каждый мужик знает это точно так же, как это
знает и каждый коммунист!.. Каждый мужик знает, что при первых же выстрeлах войны он в первую голову будет рeзать своего ближайшего предсeдателя сельсовeта, предсeдателя колхоза и т.п., и эти послeдние совершенно ясно знают, что в первые же дни войны они будут зарeзаны, как бараны...
  Я не могу сказать, чтобы вопросы отношения масс к религии, монархии, республикe и пр. были для меня совершенно ясны... Но вопрос об отношении к войнe выпирает с такой очевидностью, что тут не может быть никаких ошибок... Я не считаю это особенно розовой перспективой, но особенно розовых перспектив вообще не видать... Достаточно хорошо зная русскую дeйствительность, я довольно ясно представляю себe, что будет дeлаться в России на второй день послe объявления войны: военный коммунизм покажется дeтским спектаклем... Нeкоторые репетиции вот такого спектакля я видал уже в Киргизии, на Сeверном Кавказe и в Чечнe... Коммунизм это знает совершенно точно — и вот почему он пытается ухватиться за ту соломинку довeрия, которая, как ему кажется, в массах еще осталась... Конечно, осел с охапкой сeна перед носом принадлежит к числу гениальнeйших изобрeтений мировой истории — так по крайней мeрe утверждает Вудворт, — но даже и это изобрeтение изнашивается. Можно еще один — совсeм лишний — раз обмануть людей, сидящих в Парижe или в 
Харбинe, но нельзя еще один раз (который, о Господи!) обмануть людей, сидящих в концлагерe или в колхозe... Для них сейчас ubi bene — ibi patria, а хуже, чeм на совeтской родинe, им все равно не будет нигдe... Это, как видите, очень прозаично, не очень весело, но это все-таки — факт...
  Учитывая этот факт, большевизм строит свои военные планы с 
большим расчетом на восстания — и у себя, и у противника. Или, как говорил мнe один из военных главков, вопрос стоит так: "гдe раньше вспыхнут массовые восстания — у нас или у противника. Они раньше всего вспыхнут в тылу отступающей стороны. Поэтому мы должны наступать и поэтому мы будем наступать".
  К чему может привести это наступление — я не знаю. Но возможно, что в результатe его мировая революция может стать, так сказать, актуальным вопросом... И тогда г. г. Устрялову, Блюму, Бернарду Шоу и многим другим — покровительственно поглаживающим большевицкого пса или пытающимся в порядкe торговых договоров урвать из его шерсти клочок долларов — придется пересматривать свои вeхи уже не в кабинетах, а в Соловках и ББК'ах, — как их пересматривают много, очень много, людей, увeровавших в эволюцию, сидя не в Харбинe, а в России...
  В этом — все же не вполнe исключенном случаe — неудобоусвояемые
просторы российских отдаленных мeст будут несомненно любезнопредоставлены в распоряжение соотвeтствующих братских ревкомов для поселения там многих, нынe благополучно вeрующих, людей — откуда же взять этих просторов, как не на российском сeверe?
  И для этого случая мои очерки могут сослужить службу путеводителя и
самоучителя.

Дальше
















Communism © 2024 | Информация | Используются технологии uCoz |