. Коммунизм - Россия в концлагере И. Солоневич
Россия в концлагере И. Солоневич
Приветствую Вас, Гость · RSS Коммунизм: теория и практика






Communism » Россия в концлагере
БОРИС СОЛОНЕВИЧ.     Мой побeг из "рая"


  В той массe писем, которыми бомбардируют нас читатели со всeх концов мира, все чаще повторяется запрос к брату: а что же сталось с третьим "совeтским мушкетером " — Борисом, то есть со мной... Мой брат Иван, автор книги "Россия в концлагерe", рeшил не излагать сам историю моего побeга, а так сказать, просто передал перо мнe.
  Предлагаемый читателям рассказ является заключительной главой моей книги "Молодежь и ГПУ" и печатается здeсь почти без измeнений.
  В качествe нeкоторого предисловия, я в нeскольких словах сообщу, как проходила моя "единоличная" эпопея послe расставания с братом в Подпорожьи.
  Санитарный городок прожил недолго. Прежде всего ГУЛАГ не слишком ласково отнесся к мысли концентрировать "отбросы лагеря" — инвалидов и слабосильных — в одном мeстe, вдобавок недалеко от желeзной дороги и судоходной рeки. К тому же академик Графтио, строитель гидростанции № 2, предъявил претензии на бараки Погры для своих рабочих. Словом, сангородок, не без содeйствия лирической mademoiselle Шац, был раскассирован, а я переброшен в столицу "королевства Свирьлага" — Лодейное Поле.
  С тeх пор, как Император Петр строил там свои ладьи — сирeчь, флот — этот городок мало вырос: в нем была не больше 10.000 жителей, и назвать его городом можно было лишь при сильном напряжении фантазии.
  На окраинe этого городка был расположен лагерный пункт с 3.000 "невольных " жителей.
  И вот туда-то начальником санитарной части и был назначен я, и вот оттуда-то в один день с братом я и бeжал из "счастливeйшей родины самых счастливых людей во всем мирe и его окрестностях "...
  В своей медицинской дeятельности много мнe пришлось видeть таких оборотных сторон лагерной жизни, которые лучше бы никому не видeть... Еслиудастся — я расскажу об этих сторонах... Здeсь же моя тема — это только побeг, historia drapandi — тот самый "драпеж ", о котором сейчас снится с холодным потом, а вспоминается с гордостью и смeхом...

ИСТОРИЧЕСКИЙ ДЕНЬ — 28 ИЮЛЯ 1934 ГОДА


  Третий раз... Неужели судьба не улыбнется мнe и на этот раз?..
  И я обводил "послeдним взглядом " проволочные заборы лагеря, вооруженную охрану, толпы голодных, измученных заключенных, а в головe все трепетала и билась мысль:
  — Неужели и этот побeг не удастся?
  Хорошо запомнился мнe этот день... Ночью меня будили "только" два раза — к самоубийцe и тяжело больному. Рано утром привели маленького воришку — почти мальчика, лeт 14, который пытался бeжать в сторону Ленинграда и был пойман собаками ищейками: тeло и кожа висeли клочьями... Ну, что ж,
может быть, завтра и меня приведут в таком видe... Б-р-р-р...
  День проходил как во снe. К побeгу все было готово, и нужно было ждать вечера. Из самой ограды лагеря я должен был выйти налегкe. Всe свои запасы для длительного похода я хранил в аптечкe спортивного стадиона, в мeшечках и пакетах с надписями: "Venena" с черепом и скрещенными костями. А свои запасы я собирал нeсколько мeсяцев, урывая от скудного пайка, требуя для "медицинского анализа" продукты из складов и столовых.И для 2-3 недeль тяжелого пути у меня было килограмма 4 макарон, кило три сахару, кусок сала и нeсколько сушеных рыб... Как-нибудь дойду!..

ПЕРВАЯ ЗАДАЧА


  Прежде всего нужно было выйти из ограды лагеря так, чтобы не возбудить подозрeний. Я, как доктор, пользовался нeкоторыми возможностями покидать лагерь на нeсколько часов, но для успeшности побeга нужно былообеспечить себe большую свободу дeйствий. Нужно было, чтобы меня не начали искать в этот вечер.
  Случай помог этому.
  — Вам телеграмма, доктор, — сказал, догнав меня, санитар, когда я по досчатому мостку через болото шел в амбулаторию.
  Я беспокойно развернул листок. Телефонограмма за нeсколько часов до побeга не может не беспокоить...
  "Начальнику Санитарной Части, д-ру Солоневичу. Предлагается явитьсясегодня, к 17 часам на стадион Динамо.
  Начальник Административного Отдeла Скороскоков ".
  На душe посвeтлeло, ибо это вполнe совпадало с моими планами.
  В 4 часа с санитарной сумкой, спокойный с виду, но с сильно бьющимся сердцем, я торопливо направлялся к пропускным воротам лагеря.
  — Вам куда, доктор? — лeниво спросил сидeвший в дежурной комнатe комендант.
  Увидав его знакомое лицо, я облегченно вздохнул: этот не станет придираться. Не раз, когда ему нужно было вступать в дежурство, а изо рта широкой струей несло винным перегаром, я выручал его ароматическими средствами из аптеки. Этот из простой благодарности не будет ни задерживать, ни торопиться доносить, что такой-то заключенный не прибыл во время. А для меня и каждая задержка, и каждый лишний час — вопрос, может быть, жизни и смерти...
  — Да, вот, вызывают в Динамо, а потом на операцию. Вот — телефонограмма, — ворчливо отвeтил я. — Тут цeлую ночь не спал, и теперь, вeрно, опять на всю ночь. Жизнь собачья...
  — Ну, что ж, дeло служебное, — философски замeтил комендант, сонно покачивая головой. — А на Динамо-то что сегодня?
  — Да наши с Петрозаводском играют.
  — Ишь ты! — оживился чекист. — Наше Динамо, что-ль?
  — Да.
  — Ну, ну... Послe расскажете, как там и что. Наши-то, небось, должны наклепать... Пропуск-то вы взяли, доктор?
  — Не в первый раз. Взял, конечно.
  — Ладно, проходите. А когда обратно?
  — Да, вeрно, только утром. Я через сeверные ворота пройду — там к лазарету ближе. Больные ждут...
  — Ладно, идите. — И сонное лицо коменданта опустилось к газетe.
  Выйдя из ограды лагеря, я облегченно перевел дух. Первая задача была выполнена. Второй задачей было — уйти в лeс, а третьей — уйти из СССР.
  Ладно...
  "Безумство смeлых — вот мудрость жизни"...
  Рискнем!

МОЙ ПОСЛEДНИЙ СОВEТСКИЙ ФУТБОЛЬНЫЙ МАТЧ 


  На стадионe Динамо предматчевая лихорадка. Команда Петрозаводска уже тренируется на полe. Два ряда скамей, окружающих небольшую площадку с громким названием "стадион ", уже полны зрителями.
  Из своего маленького врачебного кабинета я слышу взволнованные голоса мeстных футболистов. Видимо, что-то не клеится, кого-то не хватает.
  Приготовив сумку скорой помощи, я уже собирался выйти на площадку,как неожиданно в коридорe раздeвалки я столкнулся с капитаном команды, он же начальник адмотдeла мeстного ГПУ... Толстое, откормленное лицо чекиста встревожено.
  — Доктор, идите-ка сюда. Только тихонько, чтобы петрозаводцы не услыхали. Тут наш игрок один в дымину пьян. Нельзя ли что сдeлать, чтобы он, стервец, очухался?
  На скамейкe в раздeвалкe игроков, дeйствительно, лежал и что-то мычал человeк в формe войск ОГПУ. Когда я наклонился над ним и тронул его за плечо, всклокоченная голова пьяного качнулась, повела мутными глазами и снова тяжело легла на лавку.
  — Нeт, товарищ Скороскоков. Ничего тут не выйдет. Чтобы он очухался, кое-что, конечно, можно устроить. Но играть он все равно не сможет. Это — категорически. Лучше уж и не трогать. А то он еще скандалов надeлает.
  — Вот сукин сын! И этак подвести всю команду! Посажу я его на недeльку под арест. Будет знать!.. Черт побери... Лучший бек!..
  Через нeсколько минут из раздeвалки опять с озабоченным лицом вышел Скороскоков и с таинственным видом поманил меня в кабинет.
  — Слушайте, доктор, — взволнованно сказал он тихим голосом, когда мы остались одни. — Вот какая штукенция. Ребята предлагают, чтобы вы сегодня за нас сыграли.
  — Я? За Динамо?
  — Ну, да. Игрок вы, кажись, подходящий. Есть ребята, которые вас еще по Питеру и по Москвe помнят, вы тогда в сборной флота играли... Так, как — сыграете? А?
  — Да я вeдь заключенный.
  — Ни хрeна! Ребята наши не выдадут. А петрозаводцы не знают. Вид у вас знатный... Выручайте, доктор. Не будьте сволочью... Как это говорится: "чeм черт не шутит, когда Бог спит "... А для нас без хорошего бека — зарeз.
  Волна задора взмыла в моей душe. Черт побери! Дeйствительно, "если погибать, так уж погибать с музыкой"... Сыграть развe в самом дeлe в послeдний разочек перед побeгом, перед ставкой на смерть или побeду?.. Эх, куда ни шло!..
  — Ладно, давайте форму...
  — Вот это дeло, — одобрительно хлопнул меня по плечу капитан. — Компанейский вы парень, товарищ Солоневич. Сразу видать — свой в доску...
  Каково было ему узнать на слeдующий день, что этот "свой парень" удрал из лагеря сразу же послe футбольного матча. Иная гримаса мелькнула у него на лицe, когда он, вeроятно, отдавал приказание:
  "Поймать обязательно. В случаe сопротивления — пристрeлить, как собаку...

МАТЧ 


  "Футбол — это такая игра, гдe 22 больших, больших 
  дурака гоняют маленький, маленький мячик... и всe
  довольны"... (Шутка).

  Я не берусь описывать ощущения футболиста в горячем серьезном матчe... Радостная автоматичность привычных движений, стремительный темп смeнящихся впечатлeний, крайняя психическая сосредоточенность, напряжение всeх мышц и нервов, биенье жизни и силы в каждой клeточкe здорового тeла — все 9 это создает такой пестрый клубок ярких переживаний, что еще не родился тот поэт или писатель, который справился бы с такой темой...
  Да и никто из "артистов пера", кромe, кажется, Конан -Дойля, не "возвышался" до искусства хорошо играть в футбол. А это искусство, батеньки мои, хотя и менeе уважаемое, чeм искусство писать романы, но никак не менeе трудное... Не вeрите? Ну, так попробуйте... Тяжелая задача... Не зря вeдь говорит народная мудрость: "У отца было три сына: двое умных, а третий футболист ". А если разговор дошел уж до таких интимных ноток, так уж позвольте мнe признаться, что у моего отца как раз было три сына и — о, несчастный! — всe трое футболисты. А я, мимоходом будь сказано, третий-то и есть...
  Ну, словом, минут за пять до конца матча счет был 2:2. Толпа зрителей гудeла в волнении. Взрывы нервного смeха и апплодисментов то и дeло прокатывались по стадиону, и все растущее напряжение игроков проявлялось в бeшенном темпe игры и в рeзкости.
  Вот, недалеко от ворот противника наш центр -форвард удачно послал мяч "на вырыв " — и худощавая фигура инсайда метнулась к воротам... Прорыв... Не только зрители, но и всe мы, стоящие сзади линии нападения, замираем. Дойдет ли до ворот наш игрок?.. Но наперерeз ему уже бросаются два защитника. Свалка, "коробочка" — и наш игрок лежит на землe, грубо сбитый с ног. Свисток... Секунда громадного напряжения.
Судья медленно дeлает шаг к воротам, и мгновенно всe понимают причину свистка:
  Penalty kick!
  Волна шума проносится по толпe. А наши нервы, нервы игроков, напрягаются еще сильнeй... Как-то сложится штрафной удар? Пропустить удачный момент в горячкe игры — не так уж обидно. Но промазать penalty kick, да еще на послeдних минутах матча — дьявольски обидно... Кому поручать отвeтственную задачу — бить этот штрафной удар?
  У мяча кучкой собрались наши игроки. Я отхожу к своим воротам. Наш голкипер, на совeсти которого сегодня один легкий мяч, не отрывает глаз от того мeста, гдe уже установленный судьей мяч ждет "рокового" удара.
  — Мать моя родная! Неужто смажут?
  — Ни черта, — успокаиваю я. — Пробьем, как в бубен..
  — Ну, а кто бьет -то?..
  В этот момент через все поле проносится крик нашего капитана:
  — Эй, товарищ Солоневич. Кати сюда!
  "Что за притча. Зачeм я им нужен? Неужели мнe поручать бить?.. Бeгу. Взволнованные лица окружают меня. Скороскоков вполголоса говорит:
  — А, ну ка, доктор, ударь-ка ты. Наши ребята так нервничают, что я прямо боюсь... А вы у нас дядя хладнокровный. 9 Людей рeзать привыкли, так тут вам пустяк... Двиньте-ка...
  Господи!.. И бывают же такие положения!.. Через нeсколько часов я буду в бeгах, а теперь я рeшаю судьбу матча между чекистами, которые завтра будут ловить меня, а потом, может быть, и расстрeливать... Чудеса жизни...
  Не торопясь, методически, я устанавливаю мяч и медленно отхожу для разбeга. Кажется, что во всем мирe остаются только двое: я и вражеский голкипер, согнувшийся и замерший в воротах.
  По старому опыту я знаю, что в такие минуты игра на нервах — первое
дeло. Поэтому я увeренно и насмeшливо улыбаюсь ему в лицо и, не спeша,
засучиваю рукава футбольной майки. Я знаю, что каждая секунда, выигранная
мною до удара, ложится тяжким бременем на психику голкипера. Не хотeл бы
я теперь быть на его мeстe...
  Все замерло. На полe и среди зрителей есть только одна двигающаяся
фигура — это я. Но я двигаюсь неторопливо и увeренно. Мяч стоит хорошо.
Бутца плотно облегает ногу. В нервах — приподнятая увeренность...
  Вот, наконец, и свисток. Бeдный голкипер! Если всe в лихорадкe
ожидания, то каково-то ему?..
  Нeсколько секунд я напряженно всматриваюсь в его глаза, опредeляю в 
какой угол ворот бить и плавно дeлаю первые шаги разбeга. Потом мои глаза
опускаются на мяч и — странное дeло — продолжают видeть ворота.
Послeдний стремительный рывок, ступня ноги пристает к мячу и в сознании
наступает перерыв в нeсколько сотых секунды. Я не вижу полета мяча и не
вижу рывка голкипера. Эти кадры словно вырeзываются из фильма. Но в 
слeдующих кадрах я уже вижу, как трепыхается сeтка над прыгающим в 
глубинe ворот мячем и слышу какой-то общий вздох игроков и зрителей...
  Свисток, и ощущение небытия прекращается... Гол!..
  Гул апплодисментов сопровождает нас, отбeгающих на свои мeста. Еще
нeсколько секунд игры и конец...3:2...

ЗАДАЧА № 2


  Затихло футбольное поле. Шумящим потоком вылились за ворота зрители.
Одeлись и ушли взволнованные матчем игроки...
  Я задержался в кабинетe, собрал в сумку свои запасы и через заднюю
калитку вышел со стадиона.
  Чтобы уйти в карельские лeса, мнe нужно было перебраться через 
большую полноводную рeку Свирь. А весь город, рeка, паром на ней, всe
переправы — были окружены плотной цeпью сторожевых постов... Мало кому
из бeглецов удавалось прорваться даже через эту первую цeпь охраны... И
для переправы через рeку я прибeг к цeлой инсценировкe.
  В своем бeлом медицинском халатe, с украшенными красными крестами
сумками, я торопливо сбeжал к берегу, изображая страшную спeшку. У воды
нeсколько баб стирали бeлье, рыбаки чинили сeти, а двое ребятишек с 
лодочки удили рыбу. Регулярно обходящего берег красноармейского патруля не
было видно.
  — Товарищи, — возбужденно сказал я рыбакам. — Дайте лодку
поскорeе! Там, на другом берегу, человeк умирает. Лошадь ему грудь
копытом пробила... Каждая минута дорога...
  — Ах, ты, Господи, несчастье-то какое!.. Что ж его сюда не привезли?
  — Да трогаться с мeста нельзя. На дорогe помереть может. Шутка
сказать: грудная клeтка вся сломана. Нужно на мeстe операцию дeлать. Вот у
меня с собой и всe инструменты и перевязки... Может, Бог даст, еще
успeю...
  — Да, да... Вeрно... Эй, ребята, — зычно закричал старше рыбак. —
Греби сюда. Вот доктора отвезите на ту сторону. Да чтоб живо...
  Малыши посадили меня в свою лодочку и под соболeзнующие замeчания повeривших моему рассказу рыбаков я отъехал от берега.
  Вечерeло. Солнце уже опускалось к горизонту, и его косые лучи, отражаясь от зеркальной поверхности рeки, озаряли все золотым сиянием... Гдe-то там, на западe, лежал свободный мир, к которому я так жадно стремился. И я вспомнил слова поэта:

  "Там, за далью непогоды,
  Есть блаженная страна;
  Не темнeют неба своды,
  Не проходит тишина...

  Но туда выносят волны
  Только бодрого душой.
  Смeло, братья, вeтром полный,
  Прям и крeпок парус мой"...

  Вот, наконец, и сeверный берег. Толчек — и лодка стала. Я наградил ребят и направился к отдаленным домикам этого пустынного берега, гдe находился воображаемый пациент... Зная, что за мной могут слeдить с другого берега, я шел медленно и не скрываясь. Зайдя за холмик, я пригнулся и скользнул в кусты. Там, выбрав укромное мeстечко, я прилег и стал ждать наступления темноты.
  Итак, двe задачи уже выполнены успeшно: я выбрался из лагеря и переправился через рeку. Как будто немедленной погони не должно быть. А к утра я буду уже в глубинe карельских лeсов и болот... Ищи иголку в стогe сeна!
  На мнe плащ, сапоги, рюкзак. Есть немного продуктов и котелок. Компаса, правда, нeт, но есть компасная стрeлка, зашитая в рукавe. Карты тоже нeт, но как-то на аудиенции у начальника лагеря я присмотрeлся к висeвшей на стeнe картe — идти сперва 100 километров прямо на сeвер, потом еще 100 на сeверо-запад и потом свернуть прямо на запад, пока, если Бог даст, не удастся перейти границы между волей и тюрьмой...
  Темнeло все сильнeе. Гдe-то вдали гудeли паровозы, смутно слышался городской шум и лай собак. На моем берегу было тихо.
  Я перевел свое снаряжение на походный лад, снял медицинский халат, достал свою дрогоцeнную компасную стрeлку, надeв ее на булавку, намeтил направление на N и провeрил свою боевую готовность.
  Теперь, если не будет роковых случайностей, успeх моего похода зависит от моей воли, сил и опытности. Мосты к отступлению уже сожжены. Я уже находился в "бeгах ". Сзади меня уже ждала пуля, а впереди, если повезет, — свобода.
  В торжественном молчании наступившей ночи я снял шапку и перекрестился.
  С Богом! Вперед!

СРЕДИ ЛEСОВ И БОЛОТ 


  Теперь возьмите, друг -читатель, карту "старушки-Европы". Там к сeверо-востоку от Ленинграда вы легко найдете большую область Карелию, на территории которой живет 150.000 "вольных " людей и 350.000 заключенных в лагери ГПУ... Если вы всмотритесь болeе пристально и карта хороша, вы между величайшими в Европe озерами — Ладожским и Онeжским — замeтите тоненькую ниточку рeки и на ней маленький кружок, обозначающий городок. Вот из этого-то городка, Лодейное Поле, на окраинe которого расположен один из лагерей, я и бeжал 28 июля 1934 года.
  Каким маленьким кажется это расстояние на картe! А в жизни — это настоящий "крестный путь"...
  Впереди передо мной был трудный поход — километров 250 по прямой линии. А какая может быть "прямая линия", когда на пути лежат болота, считающиеся непроходимыми, когда впереди дикие, заглохшие лeса, гдe сeть озер переплелась с рeками, гдe каждый клочек удобной земли заселен, когда мeстное население обязано ловить меня, как дикого звeря, когда мнe нельзя пользоваться не только дорогами, но и лeсными тропинками из-за опасности встрeч, когда у меня нeт карты и свой путь я знаю только ориентировочно, когда посты чекистов со сторожевыми собаками могут ждать меня за любым кустом...
  Легко говорить — "прямой путь!"
  И все это одному, отрываясь от всего, что дорого человeческому сердцу — от Родины, от родных и любимых.
  Тяжело было у меня на душe в этот тихий июльский вечер...

ВПЕРЕД!


  Идти ночью с грузом по дикому лeсу... Кто из охотников, военных, скаутов не знает всeх опасностей такого похода? Бурелом и ямы, корни и суки, стволы упавших деревьев и острые обломки скал — все это угрозы не меньше, чeм пуля сторожевого поста... А вeдь болeе нелeпего и обидного положения нельзя было и придумать — сломать или вывихнуть себe ногу в нeскольких шагах от мeста побeга...
  При призрачном свeтe луны (полнолуние тоже было принято во внимание при назначении дня побeга) я благополучно прошел нeсколько километров и с громадной радостью вышел на обширное болото. Идти по нему было очень трудно: ноги вязли до колeн в мокрой травe и мхe. Кочки не давали упора, и
не раз я кувыркался лицом в холодную воду болота. Но скоро удалось
приноровиться, и в мягкой тишинe слышалось только чавканье мокрого мха под 
моими ногами, каждый шаг которых удалял меня от ненавистной неволи.
  Пройдя 3-4 километра по болоту, я дошел до лeса и обернулся, чтобы
взглянуть в послeдний раз на далекий уже город. Чуть замeтные огоньки
мелькали за темным лeсом на высоком берегу Свири, да по-прежнему
паровозные гудки изрeдка своим мягким, протяжным звуком нарушали мрачную
тишину и лeса, и болота.
  Невольное чувство печали и одиночества охватило меня.

ГОРЬКИЕ МЫСЛИ


  Боже мой! Как могло случиться, что я очутился в дебрях карельских лeсов в положении бeглеца, человeка "внe закона", которого каждый должен преслeдовать и каждый может убить?
  За что разбита и смята моя жизнь? И неужели нeт идей жизни, как только по тюрьмам, этапам, концлагерям, ссылкам, в побeгах, опасностях, под постоянным гнетом, не зная дома и семьи, никогда не будучи увeренным в кускe хлeба и свободe на завтра?
  Неужели не дико то, что только из любви и преданности скаутскому братству, только за то, что я старался помочь молодежи в ее горячем стремлении служить Родинe по великим законам скаутизма, — моя жизнь может быть так исковеркана?
  И неужели не было иного пути, как только, рискуя жизнью, уйти из родной страны, ставшей мнe не матерью, а мачехой?
  Так, может быть, смириться? Признать несуществующую вину, стать социалистическим рабом, над которым можно дeлать любые опыты фанатикам?
  Нeт! Уж лучше погибнуть в лeсах, чeм задыхаться и гнить душой в странe рабства. И пока я еще не сломан, пока есть еще силы и воля, надо бeжать в другой мир, гдe человeк может жить свободно и спокойно, не испытывая гнета и насилия.
  Вопрос поставлен правильно. Смерть или свобода? Третьего пути не дано... Ну, что ж!
  Я сжал зубы, тряхнул головой и вошел во мрак лeсной чащи. 

ПЕРВАЯ ОПАСНОСТЬ


  Сeверная лeтняя ночь коротка. Уже часа через два стало свeтать, и я шел все увeреннeе и быстрeе, торопясь как можно дальше уйти от проволоки концентрационного лагеря.
  На пути к сeверу лежали болота, лeса и кустарники. Идти пока было легко. Ноги, как говорят, сами собой двигались, как у вырвавшегося на свободу дикого звeря. И я все ускорял шаг, забыв об отдыхe и пищe.
  Но вот почва стала повышаться, и в серединe дня я услышал невдалекe удары топора. Вслушавшись, я замeтил, что удары раздаются и сбоку. Очевидно, я попал на участок лeсозаготовок, гдe работают заключенные, под соотвeтствующей охраной. Отступать назад было опасно, сзади все-таки могла быть погоня с собаками из города. Нужно было прорываться вперед.
  Я поднял капюшон моего плаща, прикрeпил впереди для камуфляжа большую еловую вeтку, которая закрывала лицо, и медленно двинулся вперед, сожалeя, что у меня теперь нeт морского бинокля и провeренной дальнобойной малокалиберной винтовки, отобранной в прошлом году при арестe. С ними было бы много спокойнeй.
  Думал ли я, что навыки веселых скаутских лeсных игр окажутся для меня спасительными в этом опасном походe?
  И я медленно крался вперед, пригибаясь к землe, скользя от дерева к дереву и притаиваясь у кустов.
  Вот что-то мелькнуло впереди. Я замираю за кустом. Говор, шум шагов... Темные человeческие фигуры показались и скрылись за деревьями. Опять ползком вперед... Неуклюжий плащ, тяжелая сумка, еловая вeтка — мeшают и давят. Горячее солнце печет и сияет, пот заливает глаза, рой комаров гудит у лица, руки исцарапаны при ползании, но напряжение таково, что все это не замeчается.
  Все дальше и дальше, зигзагами обходя опасные мeста, гдe рубили лeс, выжидая и прячась, бeгом и ползком, почти теряя надежду и опять ободряясь, я счастливо прорвался через опасную зону и опять вышел к болоту.
  Первое лeсное препятствие было обойдено. Правда, мои слeды могла еще почуять сторожевая собака и догнать меня, но, на мое счастье, к вечеру небо покрылось тучами и начал накрапывать дождик — друг всякой пугливой и преслeдуемой лeсной твари. Дождь уничтожил запах моего слeда, и теперь я уже не боялся погони из города или лeсозаготовительного пункта.
  Этот дождик порвал послeднюю нитку моей связи со старым миром. Теперь я был заброшен совсeм один в дебри тайги и болот и предоставлен только своим силам и своему счастью...
  "Теоретически" плохо было мнe спать в эту ночь: дождевые капли монотонно барабанили по моему плащу, пробираясь сквозь вeтки ели, снизу просачивалась влага почвы, в бок кололи всякие сучки и шишки — костра я, конечно, не рeшался разводить. Но вопреки всему этому спал я превосходно. Первый сон на свободe — это ли не лучшее условие для крeпкого сна?
  Часа через 3-4 стало рассвeтать и, несмотря на дождь, я бодро выступил в поход. Тяжелый, набухший плащ, оттягивающая плечи сумка, мокрая одежда, насосавшиеся влаги сапоги — все это отнюдь не дeлало уютной моей прогулки, но, несмотря на все это, километры откладывались за спиной вполнe успeшно.

  НА ВОЛОСОК ОТ ОБИДНОЙ ГИБЕЛИ.

  Днем впереди меня развернулось широкое — в полкилометра и длинное, без конца, болото. Дождь прекратился, проглянуло солнышко, и высокая зеленая трава болота заискрилась в лучах солнца миллионами разноцвeтных капель. От солнечной теплоты дали стали закрываться бeлой дымкой испарений, и я смeло, не боясь быть увидeнным, стал пересeкать это болото.
  Ноги увязали чуть ли не по колeно. При их вытаскивании болото фыркало, чавкало и свистeло, словно смeялось над моими усилиями. Идти было очень трудно. Пот градом катился с лица и заливал очки. Платье все давно было мокро, и мускулы ног начинали тупо ныть от усталости.
  Скоро появились кочки — идти стало легче. Кочки пружинили под ногами, но все-таки давали какую-то опору. Скоро глаза научились по цвeту узнавать наиболeе прочные кочки и, только изрeдка спотыкаясь, я успeшно шел вперед.
  Уже болeе половины болота было пройдено, когда почва приняла другой характер. Заблестeли небольшие водные пространства, окруженные желтыми болотными цвeтами, и зеленый ковер под моими ногами стал колебаться. Болото превращалось в трясину. Стараясь нащупать палкой наиболeе твердые мeста с болeе темным цвeтом травы, я пытался продолжать продвигаться вперед, как вдруг моя лeвая нога, прорвав верхнюю растительную пленку болота, сразу ушла в трясину выше колeна. Я пошатнулся и — о, ужас! — и другая нога стала уходить в глубину болота... Под обeими ногами перестала ощущаться сколько-нибудь твердая почва. Онe были схвачены словно каким –то невидимым мягким капканом, и непонятная зловeщая сила потянула меня вглубь медленно и неумолимо...
  Я сразу понял трагичность своего положения. Конечно, звать на помощь в этом безлюдном болотe было бесполезно. Да и помощь все равно не успeла бы: болото вeдь не ждет, а торжествующе засасывает свою жертву...
  Боже мой! Но неужели гибнуть так бесславно, так тоскливо? Неужели сияющее солнце и искрящиеся зеленые луга будут равнодушно смотрeть на то, как коричневая жижа болота поднимется до груди, до лица, зальет глаза... Б-рррр... Почему-то не так страшно, как безмeрно обидно стало при мысли о такой смерти... 
  Эти мысли мелькнули в головe с быстротой электрической искры. Не успeла моя правая нога уйти в болото до средины бедра, как я рванулся вперед, распластал руки и лег всeм туловищем на поверхность болота... Струйки холодной зеленой воды потекли за ухо, за воротник, в рукава.
  Спинная сумка была приторочена со всей скаутской опытностью, и, отстегнув только один крючок, я через голову сбросил вперед эту лишнюю тяжесть.
  Распредeлив вeс тeла на большую поверхность, я этим облегчил давление своей тяжести на ноги и через пол минуты с облегчением почувствовал, что дальнeйшее засасывание прекратилось. Упор всего тeла и рук на травянистую поверхность болота преодолeл силу засасывания, но от этой неустойчивой стабильности до спасения было еще далеко. Удержит ли ковер из корней растений давление моего туловища, когда я буду вытаскивать ноги, или оборвется вмeстe с послeдними надеждами на спасение?..
  Зная, что чeм отчаяннeй будут рывки и движения — тeм ближе будет гибель, я медленно и постепенно, анализируя каждый трепет и колебание спасительной корочки, отдeлявшей меня от жадной болотной массы, стал выручать ноги из капкана. Сантиметр за сантиметром, осторожно и плавно я вытаскивал свои ноги из трясины, и минут через десять, показавшихся мнe цeлым столeтием, я мог, наконец, распластать их, как и руки, в стороны. Из окна, продeланного моими ногами в зеленом коврe болота, широкой струей с противным фырканьем и пузырьками выливалась на зеленую
траву коричневая жижа трясины, словно стараясь не выпустить меня из своей
власти.
  Отплюнувшись от этой жижицы, залившей мнe лицо, я пополз обратно, не рeшаясь сразу встать на ноги. Бросив вперед палку и зацeпив зубами сумку, мнe удалось удачно проползти метров 20 к первым кочкам и, нащупав там самую прочную, встать. Инстинктивное стремление уйти подальше от этого "гиблого мeста" не позволило мнe даже передохнуть, и по своим старым слeдам я быстро пошел обратно, с замиранием сердца ощущая под ногами каждое колебание почвы... На второе спасение уже не хватило бы сил...
  Все ближе и ближе зеленая полоса лeса. Ноги заплетаются от усталости, сердце бьется в груди, как молот, пот течет, смeшиваясь с зелеными струйками болотной воды, мозг еще не может осознать всей глубины пережитой опасности, и только инстинкт жизни поет торжествующую пeсню бытия...
  Вот, наконец, и край лeса. Еще нeсколько десятков шагов, и я валюсь в полуобморокe к стволу сосны, на желтый слой хвои, на настоящую твердую землю...


Дальше





















Communism © 2024 | Информация | Используются технологии uCoz |